Познание / Лайфстайл

Скальные заметки

Скальные заметки

Когда-то я прочитал о бароне Мюнхгаузене — и там у него было, помните: с 17 до 19 подвиг. Мне тридцать восемь лет,  я пишу эту статью для женского журнала и стыдливо признаюсь — я попал для женщин в разряд «героев» в худшем варианте этого архетипа. Мне постоянно требуется «стремиться к чему-то» через боль и страдания. Причем, что ужасно, не для того, чтобы доказать что-то себе, а чтобы доказать другим. Что я лучше. «Лучше кого?» — спрашивали устало мои женщины. «Лучше всех», — уже много лет одинаково отвечаю я им, себе и всем остальным. Я отвечаю это, натягивая на себя горные ботинки, скальные туфли, тяжелые рюкзаки, бросая собак, любимых и детей. Глаза мои мутятся от осознания собственной значимости, и вот я уже перемешиваю палками глубокий снег или грязь, пытаясь совершить очередной подвиг. Женщины смотрят на меня, как на непомерно крупного и глупого ребенка.  

…шипастый камень словно смотрит на меня. В самом конце длинного скального гребня он, гигантский, как упавший назгул, яростно пялится провалами выпавших кусков. Меня тут точно не ждали. Я упираю короткий ледоруб в снег и останавливаюсь. Рюкзак нещадно давит на плечи, я сбрасываю его, сажусь сверху, словно мщу ему за долгие часы, что он просидел у меня на шее. Я улыбаюсь.  Камень по-прежнему смотрит на меня в ста метрах, и я показываю ему, черному, язык. Вокруг шумит бесконечный эфир, западный ветер холодом щекочет мне лицо. Я с наслаждение зачерпываю рукой сверкающий снег и засовываю его в рот. Снег мгновенно тает, оставляя талый вкус. Время есть. Солнце еще уныло бредет на свое место в зените, я еще пару минут просто сижу, греясь. Поднимаюсь, втыкаю рядом с рюкзаком ледоруб, закидываю сверху лямку, чтоб тот не улетел и налегке иду к камню. Тот, ощетинившись, ждет меня. Он выглядит ровно так, как я помню его по фотографиям в гайде. Распахнутая пасть,  словно черные штыки бородавок вокруг. Я достаю телефон и фотографируюсь на фоне каменюги. За ним простирается бесконечный ледник. Я топчусь вокруг камня, улыбаясь сам себе. Я помню, что в рюкзаке есть чай и шоколадка, что день только начался и можно смело идти вперед по леднику, втыкая кошки в лед и жмурясь на солнце. Камень рядом теплый, хоть и стоит в снегу уже неведомо сколько сотен лет. В порыве легкого безумия я поднимаю горсть снега и засовываю камню в то место, где, как мне кажется, у него рот. Камень благодарно молчит. Меня растягивает внутри смесь счастья и тоски, что скоро придется вернуться домой. Я смотрю в телефон  — сети нет. Все хорошо. 

— Я считаю, чтобы быть мужчиной, не обязательно лазать по скалам, — раздраженно сказала она сверху. Зло сказала. Не шутила. Не было в этом голосе ретроспективных переживаний, а лишь раздражение тем, что я не звонил, не писал и пропадал неведомо где. Я лежу на животе, сжав зубы, потому что бритая голова, уши, шея сгорели до невероятного состояния сардельки, которую вытащили прямо из огня. Она сидит сверху, чертыхаясь, мягкими руками втирает в меня крем от ожогов. Деться мне некуда, так что я вынужден молча лежать и слушать. 

— Ты просто взял и исчез, — говорит она, хотя я не просто исчез, а многажды предупредил, — и что мне думать? 

Сказать особо нечего. Я мог бы сказать, как я счастлив в горах. Я мог бы сказать, что только в них не слышу назойливого голоса в голове, заставляющего меня бежать, как того самого Проклятого Жида.

Я мог бы рассказать, как много всего я успел надумать и забыть за эти дни , как я слышал свой смех и смех друзей. Но она не поймет. Ей кажется, я доказываю так свою мужественность. А я просто вырываюсь из кокона своей повседневности туда, где не имеет значения, кто ты. Кто я. 

— Я не знаю как я должна это терпеть, — говорит она. Руки ее замерли. Теперь нужно ответить. 

— Не терпи, — я встаю и поворачиваюсь к ней. Красивая она — ведьма. Глаза голубые, волосы шикарные, ухоженные, струятся по голому телу. Я остро чувствую разницу между нами сейчас. Я, волосатый, обгоревший, с искалеченными ногтями и руками. Как черт с принцессой. 

Мне хочется сплюнуть, просто чтоб вывести ее из себя, но я сдерживаюсь и просто ухожу в ванную. Там я с шипением от боли залезаю в прохладную воду, запрокидывая лицо струям душа. Я слышу скрип двери, и к спине прижимается горячая грудь, живот, я чувствую губы на спине. Я вдруг понимаю, что хочу ее очень сильно, что я скучал все эти дни, и раздражение мое мгновенно смывает вода. Она разворачивает меня к себе и смотрит снизу вверх. 

— Такой ты дикарь, конечно, — с каким-то сладким сожалением говорит она, берет меня за затылок, тянет к себе и целует в губы.  Я чувствую, как на шее смыкаются ее руки и улыбаюсь прямо в ее поцелуй. 

Она засыпает, отвернувшись, а я долго смотрю в потолок, чувствую прохладу простыней, жар ее тела, слышу шум машин. Я выскальзываю из постели и подхожу к окну — за ним своей жизнью живет гигантский город. Любится, плачет, смеется — как живой. Я утыкаюсь лбом в стекло и поджимаю пальцы ног — прохладно. В моих мыслях нет ясности, постоянства, моим забрызганным усталостью сознанием я еще там, у чертова камня-назгула. Много лет потом мне снился сон, что я и есть тот камень. Что это меня забыли на вершине горы на веки вечные, и это я застыл в безмолвном слепом крике и смотрю на альпинистов. Даже не знаю, крик это о помощи или я просто зову разделить их со мной счастье вечности. Я еще долго стою у стекла, гоняя мысли перекати-полем в пустой голове, пока хриплый со сна голос не зовет меня капризно: «Ну Сааааааашаааа». Я залезаю под одеяло, она обхватывает меня всем телом, и я почти мгновенно засыпаю. Героически.